Беглецы - Страница 50


К оглавлению

50

— Почему ты так решила? — спрашивает он, пожимая плечами. — Может, я просто надеюсь встретить Беглеца из Акрона. Его же все здесь мечтают встретить.

Услышав это, Риса смеется. Даже в убежища, где дети находятся в полной изоляции, так или иначе просачиваются слухи. Говорят в том числе и о Беглеце из Акрона, всадившем в инспектора, пытавшегося его поймать, пулю с транквилизатором из его же собственного пистолета.

— Может, он тоже здесь появится, — шепчутся соседи по ангару. Для них он вроде знаменитости, это очевидно.

Риса не понимает, как мог появиться этот слух, ведь обстоятельства их бегства в средствах массовой информации не обсуждались. Но, как бы там ни было, ей обидно, что в мифе о Беглеце нет упоминания о ней. Рисе хочется, чтобы в сложившемся мифе помимо Клайда была бы и Бонни, но те, кто их придумывает, как правило, тяготеют к сексизму.

— Значит, ты не собираешься рассказывать им, кто такой Беглец из Акрона? — тихонько спрашивает она Коннора.

— Мне такого рода внимание не нужно, — отвечает он. — Да и все равно никто не поверит. В их представлении Беглец — супергерой, здоровяк с огромными мускулами, вроде военного. Не хочу их расстраивать.

Группы продолжают прибывать, но Льва среди новичков нет. Зато с появлением каждого нового беглеца в ангаре нарастает напряжение. К концу первой недели, проведенной Рисой в убежище, в нем скапливается уже сорок три человека, а туалет по-прежнему один, и душа как не было, так и нет. Кроме того, никто не говорит, сколько еще им придется сидеть в ангаре. Беспокойство витает в воздухе, смешиваясь с запахом немытых тел.

Люди в хаки заботятся о них, следят, чтобы никто не оставался голодным, и стараются дать ребятам возможность чем-то заняться, чтобы избежать конфликтов. В ангаре есть пара ящиков с играми, несколько неполных колод карт и стопки потрепанных книг, списанных из библиотеки. Однако в убежище отсутствуют электронные приборы, и нет спортивного снаряжения, словом, предметов, могущих производить шум. «Если вас услышат снаружи, нам крышка», — часто повторяют надзиратели. Риса часто спрашивает себя, есть ли у людей в хаки какие-то другие интересы, или подвиг по спасению беглецов — дело всей их жизни. Не вытерпев, на вторую неделю она спросила одну из женщин: «Зачем вы все это для нас делаете?»

Надзирательница ответила, не задумываясь, чисто механически, как на вопрос назойливого репортера. «Мы спасаем вас, потому что того требует совесть, — сказала она. — Ваше спасение — наша награда».

Все надзиратели так говорят. Риса даже название придумала этой манере — «телевизионная речь». Общие фразы, никаких деталей. И это сквозит не только в словах, но и во взглядах. Такое впечатление, что они видят в толпе беглецов какую-то концепцию, а не стайку испуганных детей. В результате люди в хаки упускают или намеренно не замечают всех тонкостей социальной жизни в ангаре, а ведь эти на первый взгляд незаметные нюансы способны снести металлическую крышу не хуже, чем рвущие в клочья воздух турбины реактивных самолетов.

К концу второй недели Рисе становится ясно, к чему ведет такое отношение. Атмосфера бунта сгущается вокруг одного единственного человека, которого, как Риса надеялась, ей в жизни встречать больше не придется. Однако он появился, и привезли его вскоре после прибытия в ангар Коннора и Рисы.

Роланд.

Как и раньше, в убежище у Сони, он остается самым опасным парнем во всей компании. Все бы ничего, но в последнюю неделю Коннор тоже стал проявлять признаки эмоциональной нестабильности. В тесных стенах промежуточных убежищ он вел себя прилично. Там он еще был способен сдерживать темперамент и не совершил ни одного импульсивного или иррационального поступка.

Однако в ангаре, в пестрой и многочисленной компании беглецов он изменился. Порой ведет себя странно, находится в постоянном раздражении. Любой пустяк может вывести его из себя. Он уже поучаствовал в полудюжине драк, и Риса решила, что в этом и кроется причина, по которой родители решили отдать его на разборку. Она даже отчасти понимает их — такой бурный характер любого доведет до белого каления и может подтолкнуть к крайностям.

Здравый смыл подсказывает Рисе, что от него лучше держаться теперь подальше. Их союз возник по необходимости, но теперь, в изменившихся условиях, сохранять его смысла нет. И все же день ото дня она чувствует, что ее тянет к Коннору все больше и больше… и что она волнуется за него.

Однажды, вскоре после завтрака, Риса подходит к Коннору, чтобы указать ему на серьезную опасность, которой он, похоже, не замечает. Коннор сидит в одиночестве на цементном полу и пытается выцарапать ржавым гвоздем чей-то портрет. Видно, что картину рисует он не здорово, хоть Рисе и очень хотелось бы, чтобы Коннор был талантливым художником. К сожалению, это не так. Риса расстроена, потому что ей ужасно хочется, чтобы в нем было хоть что-то, что искупало бы пороки его воспитания. Если бы он был художником, они могли бы найти точки соприкосновения на почве творчества. Риса рассказала бы ему о своей страсти к музыке, и он бы ее понял. Но на самом деле он, скорее всего, даже не знает, что она пианистка, а если бы и знал, то едва ли заинтересовался бы этим.

— Кого ты рисуешь? — спрашивает Риса.

— Девушку, с которой был знаком дома, — отвечает Коннор.

Риса незаметно загоняет в глубины подсознания охватившую ее ревность.

— Она тебе нравилась?

— Ну, вроде того.

— Слишком большие, непропорциональные глаза, — замечает Риса, изучая набросок.

50