Беглецы - Страница 98

«Это либо что-то наследственное, — сказал врач, — либо ты последнее время питался слишком уж жирной пищей». Он предписал диету с пониженным содержанием жиров и комплекс физических упражнений. Но Льву отлично известно, что повышенный уровень триглецирида никак не связан с дурной наследственностью. Да и не триглецирид это вовсе, а другой химический компонент, куда менее стабильный.

В зал входит другой мальчик. У него красивые светлые волосы, почти белые, а глаза такие неправдоподобно зеленые, что без генетических манипуляций дело тут, скорее всего, не обошлось. Эти глаза уйдут по высокой цене.

— Привет, Лев, — говорит он, становясь на соседнюю дорожку. — Как дела?

— Никак. Бегаю.

Лев понимает, что этот парень пришел сюда не по собственной воле. Оставаться в одиночестве «ангелам» не рекомендуется. Его прислали сюда составить Льву компанию.

— Скоро начнется обряд зажжения свечи. Ты пойдешь?

Каждый вечер в зале зажигают свечу в честь «ангела», чей срок пребывания в лагере оканчивается на следующий день. Парень, которому предстоит пойти под нож, выступает с речью. Все аплодируют. Льву этот ритуал отвратителен.

— Я останусь здесь, — говорит он парню.

— Ты уже начал работать над речью? — спрашивает назойливый сосед. — Моя почти готова.

— Моя существует пока только в виде фрагментов, — отвечает Лев.

Шутка до парня явно не доходит. Лев выключает аппарат. Парень его нипочем не оставит, пока он в зале, а Льву совсем не хочется вести разговоры о том, какое это счастье быть избранным. Он с гораздо большим удовольствием подумал бы в одиночестве о тех, на ком нет печати Божьей, зато они достаточно удачливы и избежали, по крайней мере пока, участи оказаться в этой юдоли скорби — в лагере. Риса и Коннор, как считает Лев, до сих пор находятся на Кладбище. Он испытывает большое облегчение при мысли о том, что их жизни будут продолжаться, когда он покинет этот мир.

* * *

К стене, за которой находится обеденный зал, приделан навес. Раньше под ним стояли ящики с мусором, но теперь им никто не пользуется. Лев обнаружил это место на прошлой неделе и решил, что лучше места для тайных встреч не найти. Когда он приходит туда тем же вечером, Маи уже на месте, мечется, как тигр в клетке. Нервы у нее всегда были слабыми, а попав в лагерь, она с каждым днем становится все более неусидчивой.

— Сколько еще мы будем ждать? — спрашивает она.

— Почему ты так спешишь? — интересуется Лев. — Нужно дождаться подходящего момента.

Подошедший Блэйн вынимает из носка шесть маленьких бумажных пакетиков и распечатывает их. Внутри каждого оказывается небольшая круглая нашлепка, похожая на бактерицидный пластырь.

— Это зачем? — спрашивает Маи.

— А ты догадайся!

— Ты как маленький!

Маи, как человек вспыльчивый, легко выходит из себя, особенно когда рядом Блэйн, но сегодня дело явно не только в ее обычной нервозности.

— Да что с тобой, Маи? — спрашивает Лев.

Маи отвечает не сразу:

— Сегодня я видела девочку. Она играет на пианино на крыше Лавки мясника. Я помню ее еще по Кладбищу, мы с ней знакомы.

— Этого не может быть. Если она была на Кладбище, как она оказалась здесь? — спрашивает Блэйн.

— Я уверена, что это была она, и я думаю, здесь есть и другие ребята, с которыми мы были знакомы на Кладбище. Что, если они нас узнают?

Блэйн и Маи смотрят на Льва, словно именно он должен все объяснить. Хотя, в принципе, они правы: объяснение у него есть.

— Это, наверное, те ребята, которых отправили на работу. А они попались и оказались здесь. И все.

Маи успокаивается.

— Да, точно, — говорит она. — Наверное, так и было.

— Если же они узнают нас, — замечает Блэйн, — мы можем сказать, что с нами случилось то же самое.

— Ну, вот, — говорит Лев, — и никакой проблемы больше нет.

— Да, — соглашается Блэйн, — но давайте лучше вернемся к нашим делам. Значит, так… Предлагаю назначить операцию на послезавтра, так как в этот день я должен играть в футбол, и мне кажется, игра добром не окончится.

Сказав это, он передает Льву и Маи по две круглые нашлепки.

— А зачем нам лейкопластырь? — спрашивает Маи.

— Мне было приказано передать вам эти штучки после того, как все мы окажемся в лагере, — говорит Блэйн, помахивая одной из нашлепок, как ярким маленьким лепестком неведомого цветка. — Это не пластырь, — объясняет он, — а детонатор.

* * *

Никаких вакансий в службе технической поддержки аляскинского трубопровода никогда не было. Да и найдется ли такой человек, да еще и подросток, который по доброй воле согласится отправиться на работу в такую дыру? Этот фиктивный вызов был придуман, чтобы дать возможность поднять руку строго определенным людям — Льву, Маи и Блэйну. Пришедший за ними фургон отвез их в полузаброшенный дом в плохом районе города, где жили люди, которые не нашли в жизни подходящего места и которым в итоге пришлось заняться ужасным делом.

Сначала они Льву страшно не понравились, даже напугали его. И тем не менее он сразу почувствовал с ними внутреннюю связь. Они, точно так же, как и он сам, знали, что это такое, когда жизнь, которую ты привык считать своей и единственно возможной, предает тебя. Они понимали, каково это — чувствовать, что внутри тебя абсолютная пустота. И когда они сказали, что в их плане ему отведена ключевая роль, Лев впервые за долгое время почувствовал себя нужным человеком. Эти люди никогда не произносили вслух слово «зло», делая одно-единственное исключение. Именно этим словом они описывали отношение окружающего мира к себе. То, что они попросили сделать Льва, Маи и Блэйна, не было злом — нет, ни в коем случае. То, что предстояло сделать ребятам, должно было стать выражением того, что чувствовали эти люди. Это была их природа, их дух и внутреннее содержание, манифестация того, чем они стали. Но и ребятам в этом деле предстояло быть не просто носителями идеи, они должны были стать ее олицетворением. Именно такими мыслями они набили голову Льва, одновременно влив в его кровь вещество, несущее смерть. Ему предстояло сделать ужасное дело. Он должен был стать носителем зла. Но Лев ничего против этого не имел.